Бесспорно, Дмитрий Спиридонов – самая спорная фигура в пермской авторской песне. Не знаю больше никого, отношение к кому градировало бы от восторга до ненависти, от любопытства, через любовь до полного неприятия. А и поделом. Кто сказал, что бард может быть панком и наоборот? Дима – единственный, наверное, пример совмещения – бард-панк. Причем, обе этих, взаимоисключающих культуры уживаются в нем без малейших противоречий во все полноте проявлений. И эстетика, и техника исполнения, и манера,  и имидж, между нами, совершенно отвязный, да и образ жизни… Хотя тут, пожалуй, можно поспорить.

Дима – труженик. Уже много лет работает на двух работах, и обе этих работы ни с АП, ни с панком как-то не совмещаются. Вернее, журналистика с АП совмещается очень даже хорошо, зато с панком – никак, работа же пожарного диспетчера – это вообще что-то запредельное. Стоит сказать, что Дмитрий Спиридонов живет в поселке Усть-Кишерть. Оно, конечно, и Константин Завалин ему земляк. Но Завалин-то уже много лет пермяк, и вполне вкультуренный человек, свободно вращающийся на бардовских орбитах, а Дима, он так в своей Усть-Кишерти и обретается, и ни на какие орбиты не вылетает. В этом есть, кстати, фрагмент объяснения такого противоречивого к нему отношения: очень многие наши авторы вошли в вагон авторской песни с совершенно разных остановок, но, пообвыкнув, и пообтесавшись, перестали выделяться патологической нездешностью. Дима в бардовский вагон сесть тоже пытался, но долго ехать в нем не смог, и нездешность его осталось при нем целиком и полностью.

Что до меня, то я как раз отношусь к той части нашей тусовки, которая Спиридонова приемлет в любом виде, кроме, разве что, перепитого. Мало того, я считаю, что такие авторы, как Дима Спиридонов должны всячески поддерживаться и поощряться. Ну, в самом деле, рядом с ним поставить просто некого – любой другой автор прошел, а кто-то и закончил, определенную школу, имеет доступ к полному пакету культурных ценностей, имеет возможность обсудить собственно творчество  с понимающими людьми, внести какие-то коррективы. Да что там!,, Любой другой имеет возможность хотя бы общаться там, где не матерятся как суки на каждом слове. У Димы таких возможностей нет, и при этом Димин талант в одиночку пытается компенсировать все эти прелести цивилизации. Искрометный, доводящий до истерических слез юмор, чудовищная плодовитость и легкость текстов, нарочитая грубость мелодий, пленяющая разнообразием, тем не менее – все это черты творческого портрета Дмитрия Спиридонова. Добавлю тонкий штрих: несколько лет подряд Спиридонов – самый цитируемый автор в пермском лагере на Грушинском фестивале. Это при том, что сам он там ни разу не был, и похоже, никогда не соберется. Его песни поют пролетарии «Спринты» из Гремячинска, поет философ и экономист Владимир Береснев, поет филолог и журналист Андрей Мансветов. Блин! Я пою! Правда, спотыкаясь и забывая слова. Приходят свердловчане и кировчане с ижевчанами – и тоже поют, или хотя бы цитируют. Это не говоря о том, что на всероссийских конкурсах пожарной песни (есть и такие) его творения звучали в исполнении Валентины Толкуновой, например. Или Льва Лещенко, я не помню.

Более 600 песен уже есть в его загашниках, более 200 из них он поет в выступлениях, остальные может вспомнить по бумажкам. При этом его вполне и за дело могут освистать на фестивальной чайхане. А не фиг пьяным матерщинные куплеты со сцены петь – присел бы с этим у костерка – на ура бы пошел, а так… Я помню, как в Гремячинске, на фестивале «Острова Грез» серьезный и положительный Костя Просеков буквально валялся по полу от хохота и плакал навзрыд после песенки «О трудностях мочеиспускания в условиях похмельного синдрома». Он клялся и божился замутить фестиваль матерной песни специально под Спиридонова, и назначить его председателем жюри и вечным почетным гостем. Ну, это, сами понимаете, в беспамятстве, и быстро проходит. Просто я к тому, что  даже Просекова можно довести до беспамятства, если напустить на него Спиридонова в кураже.

Я иногда думаю крамольную мысль: может и хорошо, что талант Дмитрия Спиридонова так и остается барагозить в своей Усть-Кишерти. Он бы, конечно, в Перми за пару лет, а то и быстрее, стал бы вполне востребованным и удобоваримым автором, научился бы понимать, когда чего можно, а когда и нельзя, перестал бы, может, даже заправлять брюки в сапоги, но что-то важное, наверное,  все-таки ушло бы и пропало навсегда. А пока он у себя, пока любить его можно издалека, лишь иногда приближаясь на расстояние вытянутого кулака, он остается самым самобытным, самым прикольным, самым необычным пермским автором. Но пусть там и остается.

Сергей Назаров